Судья Верховного суда Карина Цховребова: мы – не слабый пол, мы – судьи
Диана Козаева, Sputnik
Судебная система – мир, традиционно ассоциирующийся с мужчинами. Однако женщины играют в нем не менее значительную роль. В Международный день женщин-судьей заведующая кафедрой уголовного права ЮОГУ, судья Верховного суда РЮО Карина Цховребова рассказала в интервью Sputnik о своем профессиональном пути, поделилась своим взглядом на роль женщин в судебной системе и тем, как она справляется с высокими требованиями и стрессом, связанными с ее работой.
– Уже в старших классах я точно знала, что должна поступать на юридический факультет, хотя в нашей семье юристов нет. У нас династия врачей. У меня мама медик. Дядя был заслуженным врачом Грузинской ССР, возглавлял областной отдел здравоохранения, известный хирург. Его два сына тоже врачи, один из них заслуженный врач Российской Федерации. И все думали, что я обязательно должна быть врачом. Но, вопреки всему, я пошла по другому пути, и, кстати, дядя и отец меня поддержали.
Но если говорить честно, то не думала, что буду судьей. Мне очень нравилась адвокатская деятельность. В 1986 году я успешно окончила дневное отделение юридического факультета СОГУ. И хотя по распределению мне предлагали пройти стажировку в Астрахани, были места и в Генпрокуратуре, но я почему-то захотела вернуться домой. И вернулась в Южную Осетию. В июле получила диплом и уже в сентябре начала работать в адвокатуре как и хотела.
Стажировка длилась полгода, и я стала адвокатом. Тогда не было юридического факультета, но я преподавала право. Мне нравилась преподавательская деятельность. Но, повторюсь, о карьере судьи я не думала. И вообще, считаю, что сразу становиться судьей неправильно. Надо начинать с низов. То есть поработать. Адвокатская деятельность – это такая деятельность, когда ты одновременно участвуешь в административных, гражданских и уголовных делах. Я-то универсальное образование получила, но все равно практика нужна. Без теории нет практики. И обязательно должна быть база, а потом это на практике нужно закрепить.
Мне очень нравилась адвокатская деятельность. Я участвовала в процессах, выезжала и на процессы в Тбилиси. В основном брала уголовные дела, неосторожные виды преступлений, мне это было больше по душе. Редко, когда проигрывала дела.
15 сентября 1993 года меня избрали судьей. Я уже имела за плечами адвокатскую практику. Но тогда были народные суды. Я была избрана народным судьей города Цхинвал и проработала на этой должности десять с небольшим лет. Первый срок, на который меня избрали, составлял пять лет, и в последующем меня избирали на пять лет. По сути, избрали меня семь созывов, каждый раз на пять лет.
Первое дело, которое я рассматривала, было умышленное убийство. Мне тяжело было. Знаете, в каком плане? Я же начинала с адвокатской деятельности и в каждом уголовном деле пыталась найти смягчающие вину обстоятельства, что-то оправдывающее. Потом, конечно, со временем человек уже привыкает. Это был мой первый приговор – восемь лет. Практически минимальный срок наказания по части 1 статьи 105.
В любом случае, каждое дело ты пропускаешь через себя. Во-первых, ты решаешь судьбу человека. И, как у нас говорят, лучше не додать, чем передать. Ты должен быть стопроцентно уверен, что именно этот человек совершил преступление. И наказание должно быть соразмерно его вины. Я своим студентам тоже всегда говорю, любой приговор по закону должен быть обоснованным, мотивированным и правильным.
Карина Цховребова
– Вы сказали, что наказание должно быть справедливым. Кроме того, судебная деятельность, наверное, требует и большой объективности. Это же очень большая эмоциональная нагрузка для любого человека, не только для женщины-судьи. Как вы справляетесь с той нагрузкой, которая связана с принятием решений по тому или иному делу?
– Изучая дело, не должно быть никаких субъективных факторов. Ты видишь материалы дела, изучаешь его, учитываешь, как смягчающие, так и отягчающие вину обстоятельства. Обязательно надо учесть все детали. Честно говоря, у меня никогда не возникает вопроса, даже в мыслях, что я была необъективна. Если к тебе, допустим, поступило дело твоего близкого родственника, друзей, для этого есть отвод. Здесь уже не может быть объективности, потому что в любом случае, хочешь ты этого или нет, какие-то субъективные факторы срабатывают. И ты должен отвести себя от рассмотрения дела.
– Есть ли у вас личные методы, которые помогают оставаться беспристрастной? Может ли мантия скрыть все человеческое во время судебного процесса?
– Когда я начинала работать, у нас не было мантий. Они появились позже, и теперь мы все судебные заседания проводим в мантиях. Это возведено в ранг закона и прямо указано в части 2 статьи 24, что, верша правосудие, судьи облачаются в мантии. Она как бы скрывает все человеческое. Неспроста мантия черного цвета. Он означает статус, беспристрастность судьи.
Вот вы говорите о эмоциях. Пока ты не вынесешь приговор и не огласишь его, ни одна из сторон не должна знать в пользу кого будет вынесено решение. То есть ни один нерв на твоем лице не должен дрогнуть, и на нем не должно быть никаких эмоций.
Как раз мантия в этом помогает.
– Когда вы рассматривали свои первые дела, когда у вас еще не было такой стрессоустойчивости, как сейчас, бывало ли так, что, уже вынеся приговор, грубо говоря, посадив человека за решетку, вы думали о том, справедливым ли было решение, правильно ли вы все сделали?
– Вы знаете, я же сознательно на это шла. Я сознательно стала юристом и не жалела даже о строгих приговорах, которые выносила. Бывало и 20, и 25 лет. Если человек совершил убийство и три разбоя, а 20-25 лет это в пределах санкции, то я считаю, что это объективно и заслуженно. И любой преступник ждет своей участи. Любой преступник, совершивший преступление, осознает, что он совершил, и понимает, что его ждет. Так что в этом плане у меня никогда не было вопросов. Никогда.
– Карина Акимовна, как вам удается поддерживать баланс между профессиональной деятельностью и личной жизнью, особенно учитывая высокий стресс в вашей работе?
– Я почти 23 года занимаюсь и научной деятельностью. Нередко выезжаю на различные конференции, форумы, и когда узнают о том, что я работаю судьей, преподаю и еще занимаюсь наукой, меня часто спрашивают: "А какое у вас семейное положение?" Вы знаете, это тот счастливый случай, когда мне удалось сочетать личную жизнь и профессиональную деятельность. Мой супруг - бывший замминистра внутренних дел, и у него тоже академическое образование. То есть профессионально у нас одно образование, и нам это помогало.
Я никогда одно с другим не смешивала. Семья – это семья, а работа есть работа. Хотя большую часть времени я провожу на работе. Но когда захожу в дом, я уже не судья. Снимаю мантию – и я снова супруга и мать.
Дети у меня уже взрослые – дочь и сын, и оба получили юридическое образование как второе. Сын – травматолог, он член Ассоциации травматологов России. Он считает, что любой медик должен иметь юридическое образование, знать свои права.
Дочь окончила МГУ, "Международные отношения". Она уже работает по специальности юристом-судебником. Я в ней это видела, поэтому хотела, чтобы она получила юридическое образование. Когда она защитила дипломную работу, ей сказали: "У вас там чувствуется право, откуда?" А у меня, говорит, родители юристы.
– Если бросить взгляд на судебную систему нашей республики, нельзя не заметить, что там женщин больше, чем мужчин. Как вы оцениваете представительство женщин в судебной системе республики? Какие качества им нужны для того, чтобы быть успешной и быть профессионалом?
– Пусть на меня не обижаются мужчины-судьи. Нас больше. Но никакого разделения в том, какие дела будет рассматривать мужчина или женщина, абсолютно нет. То есть я рассматриваю государственные преступления. Кстати, больше, наверное, чем остальные. Мы на равных, потому что в судебной системе пол не имеет никакого значения. Я всегда говорю, что для юриста важна логика мышления и хорошо поставленная речь. А причем тут пол? Я считаю, что женщины у нас работают не хуже мужчин.
Общество тоже привыкло к тому, что у нас много женщин в суде. Мы – не слабый пол. Мы – судьи. Можно быть мужчиной и быть слабее, чем женщина.
– Карина Акимовна, ваша профессия требует постоянной адаптации к изменениям законодательства, в правоприменительной практике. Как вам удается поддерживать свои знания на уровне?
– Мне помогает то, что я занимаюсь наукой и преподаю уголовный процесс. Я всегда своим студентам говорю, что любое законодательство, если оно устаревшее, утратило силу, и ты на него ссылаешься, то любой судебный акт подлежит отмене. Мы обязательно должны за этим следить. Не только судьи, любой юрист должен над собой работать каждый день. Очень многое меняется, и мы это все отслеживаем. Всегда для этого надо находить время, потому что ты изучаешь дело. Я уже не говорю об основных источниках права, Конституции, других нормативных материалах и кодексах. Они у нас все время под рукой, как Отче наш.
– Вы наблюдали множество разных дел, оказало ли какое-либо из них на вас особое влияние и почему?
– Знаете, все всегда удивляются тому, что я помню все свои дела. Наверное, лет 25 назад я рассматривала дело, там была потерпевшая женщина. Спустя много лет я рассматривала уже другое дело, где она проходила свидетелем, и она пришла ко мне в кабинет. Я через 25 лет вспомнила, по какому делу она была.
Каждое дело индивидуальное и особенное. Даже гражданские дела мы запоминаем, потому что есть такие, которые длятся годами. А уголовные я помню все. Запоминаю практически всех подсудимых.
Я не могу какое-то конкретное дело выделить. Наверное, больше запоминаются суровые приговоры - 20-25 лет. Меня иногда удивляет поведение некоторых подсудимых. Ну, я не могу сказать наглое поведение, но, когда по всем материалам дела видно, что этот человек совершил преступление, и он отрицает, у меня это вызывает непонятные эмоции. Но я их, конечно, оставляю внутри себя.
Я начинала с первой инстанции. Когда ты по первой инстанции рассматриваешь дело, смотришь в глаза преступнику, видишь его эмоции и знаешь, он обманывает или не обманывает… Одно дело, когда ты рассматриваешь дело по первой инстанции, другое - когда ты пересматриваешь его. Но ты не имеешь права свои эмоции показать.
Единственное, у меня был один приговор… Редко, когда мы даем (срок) ниже низшего предела, ниже санкции, для этого нужны особые обстоятельства... Это тоже я запомнила.
– А что вам ближе, какая категория дел?
– Уголовные дела. Потому что ты четко знаешь, человек совершил преступление, учитывая все обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие обстоятельства, выносишь приговор. Уголовные дела рассматриваются оперативнее и быстрее. Многие гражданские дела затягиваются. А уголовные: ты вынес приговор, обжаловали, кассационная, надзорная, хотя и в других делах это есть, но отменяемости по уголовным делам, я как наблюдаю, бывает меньше.
Я и когда в адвокатуре работала больше уголовных дел брала, чем гражданских. Хотя говорят, тот не юрист, кто не цивилист, но судья-то знает все отрасли права одинаково.
– А есть возможность выбирать?
– Нет. У нас возможности выбирать нет, потому что дела адресует председатель Верховного суда. Но получается так, что я, в основном, сложные уголовные дела рассматривала. И очень много рассматривала государственные дела: теракты, госизмены. Но это закрытые и сложные дела, потому что тяжело доказывать.
– Каким вы видите будущее судебной системы республики, что необходимо для того, чтобы она была более совершенной?
– Относительно недавно у нас прошла реформа. И как-то о новшествах мне пока сложно говорить. А так, я считаю, что судебная система работает. Она работает по закону. Особо, что там менять и совершенствовать? Нужна просто справедливость и объективность.
– Что бы вы в этот праздник пожелали вашим коллегам?
– Всем женщинам, не только моим коллегам, я желаю, прежде всего, мира. Здоровья, объективности и справедливости. Сил и терпения им, потому что это очень тяжелая и ответственная работа. Я считаю, что медики, педагоги и юристы решают судьбу человека. Я всем им пожелаю, чтобы не было ошибок, чтобы все приговоры и решения были справедливыми. А что касается гражданских дел - побольше мировых соглашений.
