В 2008-м Россия не дрогнула: политолог об историческом решении о признании Южной Осетии
Диана Козаева, Sputnik
В 2008 году, после операции по принуждению Грузии к миру, Россия приняла поистине историческое и судьбоносное решение о признании Южной Осетии. Каковы были ключевые факторы, помимо вероломной агрессии Грузии, которые поспособствовали признанию Южной Осетии в 2008 году? Какие уроки можно извлечь из этого периода для понимания текущей геополитической ситуации? Как изменилась стратегия России на Южном Кавказе?
Об этом в интервью Sputnik рассказал политолог, глава информационно-аналитического управления администрации президента Южной Осетии Юрий Вазагов.
– К августу 2008 года сложился целый ряд факторов, которые оказывают серьезное влияние именно на решение руководства Российской Федерации. Конечно же, ключевым моментом стала варварская агрессия со стороны Грузии. Но чтобы понять суть всех этих процессов, надо чуть-чуть углубиться в нюансы того времени и вспомнить, например, признание Косово со стороны западных стран. Именно косовский прецедент оказал серьезное влияние на многие решения, которые принимались в последующем. Западные страны в одностороннем порядке, нарушая международное право, приняли подобное решение и признали Косово независимым государством. Хотя на тот момент, в принципе, Сербия никоим образом не посягала на безопасность края и на жизнь его жителей.
Здесь мы, конечно, не можем не вспомнить достаточно недвусмысленные, четкие заявления Владимира Путина. Он предупреждал руководства западных стран о том, что они сами создали прецедент. Что такого рода признание независимости в обход международных процедур и структур – это палка о двух концах, и второй конец рано или поздно их треснет по голове. И на самом деле оказалось так. Прошло не так много времени, когда действительно эта палка треснула их по башке. Но, правда, до сих пор западные страны не признаются в том, что, если уж Косово имело право на признание, то Южная Осетия и Абхазия подавно имели абсолютно все основания, чтобы рассчитывать на поддержку со стороны международного сообщества в вопросах своего самоопределения.
Именно этот прецедент показал, что западные страны открыто встали на путь двойных стандартов и что во главе угла у них стоят их собственные интересы, а все остальные соображения, включая международное право, это так, чисто для антуража. Поэтому, конечно же, косовский прецедент создал соответствующую ситуацию в международных делах.
Вторым не менее серьезным фактором, который повлиял на последующие процессы, стали решения Бухарестского саммита НАТО в апреле 2008 года. Там действительно обсуждались вопросы принятия Украины и Грузии в состав НАТО. Непосредственно на саммите этот вопрос заблокировали Германия, Франция и Италия. Тем не менее, Грузии и Украине обещали, что их стремление будет поддержано, что им будет предоставлен план по членству. Более того, было отмечено, что этот вопрос будет вновь рассматриваться в декабре 2008 года и, возможно, решение будет пересмотрено в пользу их принятия.
– Юрий Павлович, безусловно, этот шаг со стороны российского руководства перевернул многое и сломал множество стереотипов Запада о способности России защищать свои интересы, интересы своих граждан. И тут возникает вопрос, как признание независимости Южной Осетии, в принципе, изменило стратегию России в Кавказском регионе?
– Как раз то, о чем я начал говорить. Это как раз-таки показало изменение позиций, стратегии России, ее реакцию на то, что западные страны перестали соблюдать даже видимость приличий в международных делах. Руководство России действительно осознало, что продолжать с ними какие-то переговоры, опираясь на международное право, на общепринятые нормы и требовать соблюдения чего-то подобного, это, скажем так, не очень благодарный труд. Потому что именно решения Бухарестского саммита, как отмечали российские руководители и дипломаты, фактически подтолкнули режим Михаила Саакашвили к тому, чтобы в ускоренном порядке попытаться решить проблемы с Южной Осетией и Абхазией.
На самом деле все эти вопросы были связаны. И в то же время и косовский претендент, и эти решения по Грузии и Украине, касательно их возможного вступления в НАТО, показали российскому руководству, российской политической элите, что Запад перестал принимать во внимание интересы России, ее национальные приоритеты. Тем более пошла открытая экспансия. И это был показатель того, что Запад продолжает открытую агрессивную экспансию на постсоветском пространстве и намерен планомерно выдавливать Россию из зоны ее жизненных интересов. Поэтому, конечно же, на момент признания независимости Южной Осетии и Абхазии у руководства России не осталось абсолютно никаких иллюзий относительно того, что Запад может соблюдать какие-то договоренности.
Мы все прекрасно помним, как началась эта варварская агрессия. Мы прекрасно помним, какова была реакция со стороны западной, в том числе европейской прессы, политиков. Они молчали, ожидая, что вот-вот Саакашвили одержит победу. Но когда они поняли, что их надежды на невмешательство России не сбылись, что Россия отреагировала, то моментально вытащили разного рода заготовки о российской агрессии. И опять-таки, мы помним, как кадры разрушенного горящего Цхинвала выдавались за Гори и так далее. Это наглядно показало всем нам, России, что настало время более жестко и более открыто отстаивать свой собственные интерес, в том числе на Кавказе, и в других регионах постсоветского пространства.
И то, что буквально через шесть лет после августовских событий было принято решение по Крыму, а затем и республикам Донбасса, конечно же, во многом было продолжением того же процесса. Потому что, повторюсь, в России поняли, что нужно более жестко отстаивать свои интересы и интересы своих граждан. Интересы тех, кто видит свое будущее вместе с Российской Федерацией, и которые, вопреки всему, не намерены размениваться на какие-то западные посулы, соблазны, связанные с так называемыми западными ценностями.
Поэтому Россия открыто вступила в эпоху, когда она начала заступаться за своих граждан, за своих людей, которые связывали с ней свое будущее и свои надежды. Этот курс продолжается по сей день. Мы это видим во многих регионах мира, мы это видим сегодня в ходе СВО. И, как бы, старт этим процессам был дан именно в августе 2008 года. Когда, вопреки ожиданиям руководства Грузии, вопреки ожиданиям и партнеров Тбилиси, Россия показала, что она не дрогнула, что она не собирается утираться от очередных плевков и пощечин и что она может и хочет дать абсолютно адекватный ответ.
– Вы чуть ранее частично обозначили реакцию Запада на отстаивание интересов России. Как международное сообщество отреагировало уже непосредственно на признание Южной Осетии, включая такие организации, как НАТО и Евросоюз, и как признание Южной Осетии изменило стратегию России на Южном Кавказе?
– Реакцию мы все прекрасно помним. Пошло одностороннее оголтелое отрицание, обвинения России в агрессии, в оккупации и так далее. Эти оценки и сегодня доминируют. Но, тем не менее, мы видели, как представители России вместе с представителями Южной Осетии, депутатами, общественниками смогли провести достаточно плодотворную работу, в том числе на площадке Европарламента. Были проведены многочисленные встречи, задокументированы все свидетельские показания, все факты, касающиеся зверства грузинской армии. То, что примерно через год, может, чуть больше, были сделаны определенные выводы Комиссии Евросоюза под руководством Хайди Тальявини, это, в том числе, результат этой работы. Все было достаточно очевидно, на поверхности, и было сложно грубо и нагло игнорировать очевидные факты о том, что никто на Грузию не нападал, никто не посягал на грузинскую территорию, и что это именно грузинские войска по приказу Саакашвили начали убивать мирное население, миротворцев.
Несмотря на всю эту массированную PR-кампанию, которая поначалу добилась определенных целей, сформировав нужное на Западе общественное мнение, через год, под напором открытых фактов, вся эта конструкция обрушилась. И даже несмотря на то, что сейчас Запад, Европа, европейская общественность во многом объединены против России в приступе русофобии, но касательно событий 2008 года они вынуждены признавать, что все начала сама Грузия, начал Саакашвили, и что действия России носили ответный характер. То есть на серьезном уровне, на уровне дипломатов политиков и серьезных экспертов эти факты и сейчас не отрицаются. Поэтому первоначальная оголтелая реакция затем сменилась на более трезвое принятие того, что реально произошло. А Россия показала, что она и впредь будет так же принципиально и абсолютно адекватно отстаивать свои интересы и интересы своих союзников.
Если коснуться влияния событий 2008 года на процессы, которые происходили в дальнейшем на Южном Кавказе, то вплоть до второй карабахской войны мы видим четкую картину, что никто из внешних игроков не посмел больше посягать на интересы России и безопасность ее союзников. Правда, уже с момента начала СВО, с момента того, как Азербайджан при помощи Турции смог решить для себя карабахскую проблему, начались определенные поползновения вновь как-то повторить сомнительный подвиг Михаила Саакашвили и выдавить Россию из этого региона, который исторически связан с нею.
Я недавно проводил параллели, наблюдал за азербайджанской прессой на протяжении многих месяцев, читал оценки, заявления, которые звучат со стороны политиков, экспертов, прочих деятелей. И сравнивал это с тем, что говорилось в Грузии со стороны Саакашвили, прозападных политиков и экспертов в отношении России. Просто поразительное совпадение, вплоть до буквальных повторов. Те же нарративы, что российская армия слабая, "ржавые танки", а мы сильные, нас поддерживают. Правда, там были Запад, Америка, а здесь – Турция, Израиль. Видимо, на Кавказе кто-то забыл об уроках Саакашвили, к чему его привели предпринятые авантюры, и у кого-то созрело желание повторить его сомнительный успех.
– То есть решение Российской Федерации о признании независимости все-таки повлияло на политику безопасности в Европе?
– Да, на самом деле, если говорить в целом о Южном Кавказе, то на достаточно длительный период никто больше не пытался военным путем перекраивать конструкцию безопасности в регионе. Сейчас, конечно же, ситуация изменилась, но не в отношении Южной Осетии и Абхазии. Мы видим, что после признания со стороны России, после выстраивания всего формата союзнических отношений, которые подразумевают создание единого контура обороны и безопасности, и в Тбилиси, и в других столицах четко понимают: да, они могут предпринимать какие-то усилия в других частях Южного Кавказа, но посягать напрямую на безопасность российских союзников – Южной Осетии и Абхазии – мягко говоря, будет себе дороже. Этот урок продолжает действовать.
И еще очень важный фактор, который напрямую связан с итогами августовских решений России – это изменения, которые произошли в самой Грузии. Не будь абсолютно адекватной, обоснованной реакции России в 2008 году, на фоне процессов на постсоветском пространстве, на фоне начала СВО, в Грузии сторонники открытия второго фронта однозначно бы возобладали. Если мы углубимся в сравнительно недавнее прошлое и вспомним, какая вакханалия царила в грузинских СМИ, в многочисленной прозападной тусовке, где от грузинских властей открыто требовали воспользоваться моментами и решить в пользу Грузии как бы вопросы с Южной Осетией и Абхазией.
Но в грузинском обществе и в грузинском политикуме с учетом опыта 2008 года царил более трезвый подход, и было четкое понимание: да, мы сможем нанести какой-то ущерб России, заставим ее чуть-чуть растянуть силы, но все это закончится уничтожением Грузии. Поэтому урок 2008 года во многом продолжает влиять на Грузию в положительном русле, подталкивая ее нынешнее руководство к более рациональной, взвешенной и сбалансированной политике в отношении России.
– Как признание России отразилось на миротворческих усилиях в регионе? Какие изменения произошли в роли международных организаций в контексте обеспечения мира и стабильности?
– Если взять наш собственный опыт, у нас и до этого не было никаких иллюзий. ООН в Южной Осетии не работала. В переговорном формате, в миротворческом формате были задействованы в качестве посредников Евросоюз и ОБСЕ. ООН работала на абхазском направлении. И на протяжении всего периода обострения, которое началось с установления режима Саакашвили, мы напрямую наблюдали, как ОБСЕ и Евросоюз открыто придерживались политики двойных стандартов. Они отказывались фиксировать нарушения грузинских силовиков, захваты заложников, обстрелы, убийства, блокаду и так далее. В своих отчетах они очень многие вещи не отражали. И в то же время любые действия российских миротворцев и нашей стороны они оценивали достаточно тенденциозно. Были, конечно, отдельные сотрудники, можно вспомнить Райана Гриста и некоторых других, которые придерживались принципа объективности, за что впоследствии пострадали от собственных коллег.
В принципе, к 2008 году у нас не было никаких иллюзий относительно позиции ОБСЕ и Евросоюза. И именно все эти процессы 2008 года показали, что эти организации перестали выполнять возложенные на них функции – обеспечение международной безопасности, обеспечение устойчивости мирных инициатив, все это не про них. 2008 год очень наглядно это показал всем.
То же самое мы можем сказать про ситуацию на Донбассе, где также были разного рода международные наблюдатели, чем они занимались, какие миссии выполняли. То, что западные спецслужбы использовали эти миссии для своих целей, мы неоднократно отмечали. Поэтому, к сожалению, все эти международные инстанции себя окончательно дискредитировали, и не могут больше рассматриваться как механизмы, которые могут способствовать укреплению мира и безопасности. Жители Южной Осетии увидели, что реальный гарант безопасности, мира и стабильности на нашей земле – это Российская Федерация и ее военное присутствие.
– Признание независимости Южной Осетии и Абхазии дало серьезный толчок для всестороннего развития двух республик. Если говорить об отдельно взятом аспекте, то как оно повлияло на экономическую ситуацию в регионе?
– В случае Южной Осетии мы можем отметить, что для нас на первом этапе после 2008 года стояла задача не то чтобы с нуля, а с "минусового" уровня восстановить народное хозяйство, инфраструктуру. И если вспомнить, что у нас было до 2008 года, особенно после агрессии, в каком состоянии находился город Цхинвал, населенные пункты, и то, что сейчас мы видим, то на самом деле сделано очень многое. Потому что республика сейчас представляет собой совершенно другую картину. И дороги, и инфраструктура, и объекты, и многое другое – это совершенно иной уровень. Что касается развития реального сектора экономики, сейчас именно тот период, когда нужно обратить пристальное внимание на эти вопросы. Понятно, что не все получается сразу, очень многое пробуксовывает, но все-таки мы наблюдаем, что именно это направление сейчас в приоритете и у Южной Осетии, и у наших стратегических партнеров в Российской Федерации. Поэтому, несмотря на все проблемы и трудности, все-таки результат будет достигнут.
Мы тут можем провести определенное сравнение с процессом восстановления, которое тоже не всегда шло гладко, были проблемы, были пробуксовки, но, тем не менее, консолидированные усилия дали свой эффект. Поэтому, мне кажется, что все-таки в Южной Осетии экономическая активность тоже будет постепенно нарастать и выйдет на некий желаемый уровень. Несмотря на скепсис, проблемы, я думаю, что эта задача будет достигнута.
– Если посмотреть далеко вперед, какие долгосрочные геополитические тенденции можно наблюдать в результате признания Южной Осетии?
– Мир действительно стремительно меняется. Мы недавно наблюдали, как США на Совбезе ООН впервые за 17 лет отказались участвовать в голосовании против России. Еще недавно это казалось немыслимым, но действительно происходят очень серьезные изменения. Пока не до конца понятно, к чему они приведут, какие новые правила будут установлены в международных делах, тем не менее, можно прогнозировать, что ситуация с международной дипломатической изоляцией вокруг Южной Осетии и Абхазии, которая была установлена с западными союзниками Грузии, серьезно изменится. Понятно, что власти Грузии со своей стороны тоже учитывают эти изменения и ведут достаточно лихорадочную работу, в том числе с Глобальным Югом, чтобы сохранить ситуацию с дипломатической изоляцией. Они не собираются отказываться от своих амбиций и реваншистских устремлений в отношении Южной Осетии и Абхазии. Но те процессы, которые сейчас происходят, позволят изменить ситуацию в этом вопросе, и наша республика сможет в более комфортном режиме устанавливать связи с другими государствами и более динамично продвигать свою позицию при поддержке наших стратегических партнеров.
Как только мировая конъюнктура изменится, а волна оголтелой русофобии рухнет, настанет время для более трезвого восприятия существующей реальности, потому что наши республики существуют вот уже 35 лет. Можно очень долго и упорно отрицать наше существование, но рано или поздно придется смириться с тем, что республики состоялись, строят крепкие устойчивые отношения с Российской Федерации, и что любые планы по изменению этого положения вещей, в свете четкой позиции России, попросту не осуществимы.
– С учетом опыта Южной Осетии, как вы оцениваете вероятность дальнейшего признания других непризнанных республик или территорий на постсоветском пространстве?
– Арцах, к сожалению, стал фактически жертвой предательства со стороны режима Пашиняна. В противном случае, судьба этой республики сложилась бы по-другому. Это уже очевидно, особенно в свете нынешних решений и действий армянского руководства. Что касается Приднестровья, оно, конечно, находится в тяжелом положении. С одной стороны, республика граничит с Украиной, где сейчас фактически неонацистский режим. С другой стороны, руководство Молдовы во главе с Санду взяло открытый, грубый курс на разрыв отношений с Россией, на то, чтобы переформатировать Молдову и превратить ее в мини-Украину. Такой прямолинейный, грубейший курс на то, чтобы полностью подавить все силы, которые выступают за добрососедские отношения с Россией.
Все это создает очень серьезные риски для Приднестровской республики. Многие процессы, которые могут быть в дальнейшем, зависят от того, как завершится специальная военная операция. Если России удастся выполнить поставленные перед собой задачи, добиться денацификации и демилитаризации Украины, то я думаю, что Приднестровью станет заметно легче. Россия сможет более активно поддерживать республику, поддерживать ее граждан, которые, в том числе, являются гражданами России и никогда не сворачивали со своего пророссийского курса, со своей ориентацией на союз с Россией.
